Пародия на Пелевина последнего :) Смеялсо -- Moderator -- 17.10.08@14:09 (Чит.: 303)
| [Индекс] | [Посмотреть ветку] | [Настройки] | [DVDSpecial.ru] |
Пародия на Пелевина последнего :) Смеялсо
Автор:
<>
Дата: 17.10.08, @14:09
|
Г6 Г6 Рукопись, найденная в шреддере 1 В открытом кафе на Т... бульваре было в этот час пусто. Официант-кавказец протирал стаканы в тени под своим навесом, безнадежно жирные голуби переползали от одной кучки отбросов к другой, а немногочисленные прохожие старались уйти с солнцепека на максимально возможной скорости. Посетителей в забегаловке было всего двое — я и какой-то хмырь за дальним столиком. Я пил удивительно дрянной напиток, по недоразумению названный в местном меню «капуччино», и думал о вечности. Вечность у меня получалась безрадостной: это было такое специфическое место, где всегда жарило солнце, непрерывно гадили голуби и постоянно не было денег. Я так глубоко погрузился в пучины безденежной этерны, что не заметил, как клиент с дальнего столика переместился за мой и уселся напротив. Вблизи оказалось, что никакой это не хмырь, а вполне обыкновенный, неопределенного возраста крепкий человек с условно-мужественным лицом. Одет он был в застиранные джинсы и желтую футболку с непонятной надписью на смеси языков: «Das Hollow Cost», ниже, помельче — «Семейные ценности» и датами: 1991—2009. Глаза его скрывались от мира за броней темных очков, но, несмотря на это, мужчина показался мне неопасным и даже чем-то симпатичным. Удостоверившись, что я достаточно подробно разглядел его, он резким и плавным движением профессионального игрока протянул вперед руку: — Виктор Олегович. Можно просто Витя. Я машинально пожал его ладонь. Ладонь оказалась приятной, но совершенно незапоминающейся. — Коля. А что... — Так, вот, Коля, давай сразу на ты, чтобы времени не терять. Скажи, ты никогда не чувствовал, что этот напиток, — он указал на мою чашку с эрзац-капуччино, — является с одной стороны символом, а с другой — воплощением нашего непростого времени? Он уставился на меня своими черными иллюминаторами души и явно ждал ответа. В общем, терять мне было нечего. — Если ты считаешь, что это следует из корня «капут»... — начал я, но он снова не дал мне договорить. — Нет. Слово состоит из «капо», что значит «голова», а также «мужчины» и «буратино». Все вместе дает нам «мужчину с деревянной головой», то есть типичного представителя современности. Вот у тебя, к примеру, голова явно деревянная. Моя голова после вчерашнего действительно была деревянной, и я посмотрел на Витю с уважением. Он тем временем продолжал: — Мир, населенный мужчинами с деревянными головами, не заслуживает лучшей участи, чем быть сожженным в топке вселенского пожара, и наше с тобой дело состоит в том, чтобы греться у этого будущего огня могли именно мы, а не узкоглазые, к примеру. Впрочем, это все лирика. Обстоятельства же складываются так, что, во-первых, у тебя финансовые проблемы, во-вторых, мне совершенно необходим помощник в моем маленьком бизнесе и, в-третьих, ты мне подходишь. По рукам? Учти, второй раз такие предложения не делаются. Я был настолько ошеломлен его натиском, что даже не спросил, в чем именно будет заключаться моя работа, и просто кивнул. Два Офис Вити располагался неподалеку, в одном из тех переулков, где можно забыть не только то, в каком городе ты находишься, но и который на дворе век. Мы вошли в самое непримечательное здание, аккуратно, впрочем, отремонтированное и какое-то искусственное. Такие я видел раньше только в буклетах контор, торгующих недвижимостью, в основном липовых. Дверь дома не имела видимых запоров, и охраны также не было видно. На втором этаже Витя залихватски подмигнул мне из-под своих очков и распахнул одну из дверей. — Прошу в мой кабинет, — торжественно произнес он. Комната за дверью была практически пуста. Стены кабинета, выкрашенные в равномерный фисташковый цвет, были украшены двумя загадочными картинами. На одной располагались башни Всемирного торгового центра и надпись компьютерным шрифтом «Ижица»: «Есть одна у летчика мечта!». На другой был изображен улыбчивый негр, воткнувший совковую лопату в огромную кучу белого порошка. Надпись, выполненная тем же шрифтом, гласила: «Дорожные работы». Еще в кабинете находились два пластиковых стула и абсолютно чистый письменный стол. Наваждение, которому я поддался на бульваре, медленно сползло с меня и исчезло в бессмысленной пустоте этого помещения. Поняв, что дело тут нечисто, я твердо вознамерился спросить у Вити, какого, собственно, черта ему от меня понадобилось, но он не дал мне раскрыть рта. — Итак, — провозгласил он, — прежде всего — служебный инструктаж, совмещенный с обучением. Времени мало, так что заниматься будем по ускоренной методе. Для начала ты должен осознать пустотность мира. Я так понимаю, пустотность моего кабинета ты уже начал осознавать. Так что присаживайся, если еще видишь стулья. Оказывается, с наваждением я попрощался рано. Опустившись на сиденье, я все же нашел в себе силы спросить: — Скажи хотя бы, чем ты занимаешься? — Ну, например, этим, — ответил он и со всего размаха врезал мне в челюсть левым кулаком. Последнее, что я увидел перед тем, как отключиться, был письменный стол, медленно растворяющийся в воздухе. III Очнулся я на полу того же кабинета, только теперь в нем не было ни стола, ни стульев. Также не было двери и окна, и о том, что кабинет тот же самый, мне сообщили лишь прежние картины и сам хозяин, сидящий в углу в позе лотоса. — Очнулся! — радостно сказал он. — Добро пожаловать в реальный сюр. Шутка. Мне почему-то не сделалось смешно, а сделалось тоскливо. Никогда не думал, что я, взрослый мужик практически сорока лет от роду, могу попасться на удочку банального психа и маньяка, или кто там этот Витя. — Выпусти, а? — как-то жалко попросил я. Витя заржал. — Ты чо, братан? Я тя чо, выебу и съем? Да ты не ссы, не ссы! Все нормалек. Зырь лучше сюда, — и он вынутым откуда-то маркером стал писать прямо на стене. Ошарашенный столь внезапным изменением его лексикона, я не сразу понял, что именно он пишет. А написал Витя вот что: товар – деньги – товар = деньги товар – товар = деньги + деньги 2 x деньги = 0 деньги = 0 — Это, — сказал он, — основополагающая формула пустотности товарно-денежного оборота. Я поневоле заинтересовался. — И что же, — сказал я, — из нее следует, что денег не существует? — Ну почему же не существует. Это глупость. Деньги существуют, только они пустотны. Как и товар. — Видя, что я не понимаю, Витя вздохнул. — Смотри. Вот у тебя есть штука евро, так? — Ну, — сказал я. — Баранки гну. И ты на свою штуку покупаешь бензин, который сгорит, еду, которая превратится в говно, шмотки, которые испортятся и пойдут на помойку, что там еще?.. — За квартиру заплачу. — На это, предположим, уже не хватит. И что ты в результате имеешь? Штуки нет, и ничего нет. То есть вся штука в том, чего нет. То есть деньги пустотны. — Погоди. Но ведь я же получил от всего этого... ну, хотя бы удовольствие, нет? — Покажи, — неожиданно ласково попросил Витя. — Что показать? — Удовольствие свое покажи. Которое от той штуки, которой нет. Я помолчал, собираясь с мыслями. Это было нелегко, потому что голова ощутимо гудела от витиного удара. — Так это... Я бы показал, только у меня же не было этой штуки. Ты же ее только что придумал. — Ну, Колька! — страшно закричал Витя. — Неужели понял?! — И внезапно вломил мне снова, на этот раз правой рукой. 100 Сразу после удара я очутился некотором месте, которое даже местом можно было назвать с трудом. Выглядело это так, будто огромные пласты тумана, не имеющего ни цвета, ни формы, хаотично перемещаются в пространстве с бесконечно бóльшим числом измерений, чем наше. Причем многомерность и безграничность пространства явственно ощущались мозгом, отчего он немедленно начал панически вопить и требовать забрать его отседова. Наверное, я довольно скоро сошел бы с ума, если бы не сумел сфокусировать внимание на одном относительно неподвижном куске тумана, висевшем прямо передо мной. — Hello everybody! — Витиным голосом сообщил кусок. — Вот мы и дошли до третьего курса твоих университетов, как говорил бессмертный классик. — В следующий раз будешь с ноги бить? — осведомился я. — Молодец, — одобрил Витя. — Чувство юмора — это главное в нашей работе. Без него вообще пиздец. Ты, когда ноги у меня найдешь, скажи — мне самому будет любопытно посмотреть. — Действительно, — согласился я. — А это мы где? В мире высоких экономических абстракций или у меня крыша поехала? — Где-где... В Винворде! Шутка. Мы с тобой, Коля, в так называемом медийном слое. Это такая подкладка внешнего мира, которая придает смысл пустотности, заполняя медийным туманом бесплотные гондоны реальности. Вот смотри, — и я понял, что кусок тумана, которым являлся Витя, указывает мне на конкретный фрагмент окружающего пространства. Там среди бесцветных клочьев висела давешняя картина с веселым негром. — Странно, — сказал Витя. — Твой ум протащил сюда именно этот объект. Обычно стулья таскают. Ну да ладно. Ты смотри на картинку и слушай пластинку. Меня то есть. Человек — это не просто существо, порождающее смыслы там, где их нет. Это еще и существо, которому подавай одинаковые смыслы повсюду, где он собирается существовать. Наиболее ярким и банальным воплощением этой концепции является Макдональдс. Но тотальная унификация гамбургеров — это далеко не самое страшное. Самое страшное, что человек по природе своей не воспринимает в окружающих того, что отличается от него самого. Бороться с разнообразием человек начал давно, первым шагом было изобретение письменности, позволяющей фиксировать и навязывать другим собственные представления. Затем было радио, сильно продвинувшее процесс стандартизации умов. Однако в XX веке была изобретена поистине чудовищная методика, мгновенно и навсегда изменившая саму структуру мироздания. Эта методика условно называется media, хотя правильно было бы говорить medios. Методика состоит из двух этапов. Первый называется multi-me-dios, то есть «размножь меня, Господи», а второй — mass-me-dios, «Господи, размножь меня так, чтобы вообще ничего другого не осталось». Раньше тот слой, где мы с тобой находимся, был заполнен так называемыми платоновскими архетипами, хотя к Платону они имели такое же отношение, как радиоволны к инженеру Попову. Но теперь, в результате применения medios, архетипы разрушены, и все тут заполнено однотипными испражнениями коллективного человеческого ума. Мы называем это место говносферой. — Кто это «мы»? — единственный вопрос, который пришел мне в голову после этой лекции, был до невозможности глуп. — Говноплавающие сомы! — традиционно пошутил Витя и засандалил мне с ноги так, что я мгновенно переместился в какой-то следующий неведомый слой реальности. Cinco То, что мы с Витей на этот раз оказались сомами, лежащими на весьма загаженном дне абстрактного водоема, меня не удивило. Но вот то, что между нами располагалась шахматная доска с фигурами явно ручной работы, вызвало во мне ряд новых вопросов. — Горе ты мое луковое, — с внезапной материнской нежностью пробулькал Витя. — Неужели еще не понял? — Нет, — честно ответил я. — Я вот чего не понял — а при чем тут негр с лопатой? — Да при том, что он держит лопату в чистом кокаине. — Ну и что? — А вот и спроси себя, почему негр с лопатой в кокаине так сильно тебя волнует, что ты протаскиваешь его в область, где физические образы невозможны в принципе. А пока ты будешь жабрами скрипеть, давай-ка лучше в шахматишки сыграем. У меня, кстати, белые. Конь g6. — Погоди-погоди, — сказал я. — Конь так не ходит. — Отчего же не ходит? Вот же — пошел. И действительно, белый конь аккуратно выпрыгнул со своей базовой позиции g1 и плавно переместился через все поле на клетку g6. — Видишь? — спросил Витя. — Вижу, — медленно ответил я, чувствуя, как меня настигает просветление, природу которого я затруднился бы описать. — Ну тогда — пешка g6! Ваш конь убит. — Эх, далеко тебе еще до гроссмейстера, — сказал Витя. — Ферзь через h5 на e8, тебе шах, мат и ногой по яйцам! Но я уже понял правила игры и успел ударить первым. Мир моргнул всем своим проржавевшим телом и исчез. * * * * * * Бесконечно счастье и беспредельная печаль, смешанная с безграничной радостью — вот, собственно, и все, что я мог бы сказать о том месте/состоянии, в котором очутился. Мир, который держал меня в плену столько времени, был наконец побежден, и я очутился там, где истинная свобода лишает необходимости иметь столь обременительное облачение, как «Я». Радужное ничто, вмещавшее в себя все цвета, звуки и ощущения, переливалось вокруг меня, и я был им и переливался вокруг себя сам, и все это было невыразимо прекрасно, до тех пор, пока я не понял, что кроме меня существует еще и Витя. Витя сидел на пластиковом стуле, висящем среди сиющей пустоты. — Закончил переливаться? — грубо спросил он. — Тогда слушай сюда. Последняя инструкция перед выходом в поле. Как ты уже, наверное, понял, мир — это шахматная партия, которую несуществующий говноплавающий сом разыгрывает у себя в голове по произвольным правилам. Ради того, чтобы помочь другим это осознать, не жалко никаких сил и времени, потому что осознавший это сливается с вечностью. Однако! — он назидательно поднял палец. — Прежде, чем окончательно перелиться в нирвану, осознавший должен помочь другому заблудившемуся в псевдореальности. Согласен? Я, конечно же, согласился. — Поэтому ты, в девичестве Николай Сергеевич Носин, а ныне осознавшее себя ничто, каковым ты всегда и являлся, о чем тебе безуспешно говорила твоя фамилия... ну, и так далее, формальности пропустим... короче, кабинет теперь твой, деньги в верхнем ящике стола, заблудшего выберешь на свое усмотрение. Аривидерчи, бамбино. И помни: g6 почти всегда действует! Он окончательно слился с радужными переливами пустоты, а я с ужасом заметил, как где-то бесконечно далеко в условном низу образовалось пятнышко абсолютной тьмы, куда меня стало неудержимо затягивать. Zero Кабинет почти не изменился, только вместо негра и кокаина был теперь портрет президента Медведева в рабочем кабинете перед тремя мониторами, c надписью: «Чмоке фсем кто в этом чяте!!!!!111адинадин». Я произвел инспекцию стола — и действительно, весь верхний ящик был битком набит купюрами различных достоинств. Не считая, я засунул сколько-то денег в карман своих застиранных джинсов, надел черные очки, предусмотрительно оставленные на подоконнике, и вышел на улицу. Из переулка существовал только один выход — на бульвар, а там я сразу же направился к знакомому уличному кафе. Стояла страшная жара, и за столиками было пусто. Я взял пива у приветливого кавказца с хитрым взглядом и некоторое время сидел в полном одиночестве. Затем появился какой-то хмырь с опухшей рожей, и хриплым голосом спросил у кавказца капуччино. Когда хмырь окончательно удостоверился в полной несъедобности принесенного напитка, я понял, что больше его ничто не задерживает в этом мире, и подсел к нему за столик. Протянув ему руку, я как можно дружелюбней сказал: — Виктор Олегович. Можно просто Витя. Примечание издателя Рукопись была найдена в шреддере одного крупного московского банка. Ремонтник, чинивший шреддер, был настолько изумлен, обнаружив в устройстве бумажную стружку, самопроизвольно подающую себя на вход и непрерывно перемалывающую саму себя, что за три месяца склеил из обрезков первоначальные листы и переслал их в редакцию газеты «Аргументы и Факты». Редакция публикует рукопись с незначительными сокращениями на благо всех еще оставшихся в живых читателей. Ом. |
Сообщения в ветке
Пародия на Пелевина последнего :) Смеялсо -- Moderator -- 17.10.08@14:09 (Чит.: 303)